|
|
-- Что вы хотите сказать? -- спросил у него Клейтон.
-- А разве вы. сами не видите, какие тут у нас заварились дела? Этот
сатана-капитан и его мерзавцы-подручные чуть не всю команду искалечили до
смерти. . . Вчера двоих, да сегодня троих. Но Черный Майкэл опять на ногах;
погоди, он покажет им, как измываться над нами. Уж он расправится с ними,
помяните мое слово.
-- Вы хотите сказать, -- спросил Клейтон, -- что команда корабля
затевает мятеж?
-- Мятеж! -- воскликнул старый матрос. -- Какой там мятеж! Не мятеж, а
убийство! Уж мы его укокошим, я вам это говорю!
-- Когда?
-- Скоро! А когда, не скажу, я и так наболтал слишком много. Но вы
хороший господин, вы тогда вступились за меня и за Черного Майкэла, и потому
я сказал вам словечко. Но держите язык за зубами, и когда услышите выстрелы,
ступайте в трюм и оставайтесь там, а не то попадет и вам.
И старик, закончив работу неподалеку от лорда, направился дальше к
другим, еще невычищенным, медным частям.
Леди Элис стояла тут же и слышала каждое слово матроса.
-- недурные развлечения у нас впереди! -- сказал иронически Клейтон.
-- Нужно сейчас же предупредить капитана, -- воскликнула леди Клейтон.
-- Может быть, ему удастся отвратить катастрофу.
-- Пожалуй, это будет самое лучшее, -- отозвался лорд, -- хотя, чтобы
сохранить свою шкуру, я должен бы держать язык за зубами. Теперь, что бы ни
случилось на судне, матросы не тронут ни тебя, ни меня, потому что они
видели, как я заступился за этого старика и за Черного Майкэла. Но если они
узнают, что я предатель, что я разболтал обо всем капитану, нам обоим не
будет пощады.
-- Но, милый Джон, -- возразила жена, -- если ты не предупредишь
капитана о готовящемся на него покушении, ты тем самым окажешься виновным в
убийстве, ты будешь соучастником этих злодеев.
-- Ты не знаешь, что ты говоришь, моя милая, -- ответил Клейтон. --
Ведь я забочусь только о тебе. Капитан сам виноват, он заслужил эту кару;
зачем же я стану подвергать опасности мою жену ради спасения такого
жестокого зверя? Ты не можешь себе представить, мой друг, как ужасна будет
наша жизнь, если "Фувальда" окажется во власти этих головорезов и
каторжников!
-- Долг есть долг, -- заявила жена, -- никакие софизмы не помогут тебе
уклониться от выполнения долга. Я была бы недостойна тебя, если бы из-за
меня тебе пришлось хоть раз изменить своему долгу. Конечно, я знаю, что
последствия могут быть ужасны, но я безбоязненно встречу их рядом с тобою.
Лучше самая ужасная опасность, чем позор. А ты только подумай, как велики
будут твои угрызения совести, если с капитаном, действительно, случится
несчастье!
-- Ну, будь по-твоему, Элис! -- ответил, улыбаясь, Джон Клейтон. --
Может быть, мы напрасно тревожимся. . . Конечно, дела на корабле идут не
важно, но мы, кажется, сгущаем краски. Весьма возможно, что этот старый
матрос сообщал нам не реальные факты о положении вещей, а только свои мечты
и желания! Ему хочется отомстить обидевшему его капитану, вот он и сочиняет,
будто эта месть неизбежна. . . Вообще мятежи на кораблях уже вышли из моды.
Лет сто тому назад они были заурядным явлением, а теперь о них давно не
слыхать . . . Но вот капитан идет к себе в каюту. Я пойду к нему сейчас и
скажу ему о том, что я слышал, так как мне хочется кончить это гнусное дело
скорее. Не очень-то мне приятно разговаривать с этим животным.
Сказав это, он с беззаботным видом направился к каюте капитана и
постучал к нему в дверь.
-- Войдите! -- сердито зарычал капитан. Когда Клейтон вошел в каюту и
закрыл за собою дверь, капитан рявкнул отрывисто:
--Ну?
-- Я пришел сообщить вам, что сегодня я случайно подслушал один
разговор, из которого мне стало ясно, что ваши люди затевают мятеж и
замышляют убийство.
-- Ложь! -- заревел вне себя капитан. -- И если еще раз у вас хватит
нахальства лезть не в свое дело и подрывать дисциплину на моем корабле, я не
поручусь за последствия! Черт вас возьми! Вы думаете, я очень боюсь, что вы
лорд? Наплевать мне на лорда! Я -- капитан корабля и никому не позволю
совать нос в мои распоряжения.
К концу этой яростной речи взбешенный капитан потерял всякий контроль
над собою, лицо у него покраснело, и последние слова он выкрикнул громким
фальцетом, стуча одним кулаком по столу, а другим потрясая перед самым носом
Клейтона.
Кулаки у него были огромные.
Клейтон не шелохнулся. Он спокойно стоял и смотрел разъяренному
капитану в глаза, как будто ничего не случилось.
-- Капитан Виллинг, -- сказал он, наконец, -- простите, пожалуйста, мою
откровенность, но я позволю себе высказать вам, что, по-моему, вы -- осел!
Сказав это, он немедленно повернулся и вышел из каюты своей обычной
непринужденной, спокойной походкой. Эта походка несомненно должна была
вызвать в таком вспыльчивом человеке, каким был капитан, новые приступы
ярости.
Если бы Клейтон ничего не сказал капитану, весьма возможно, что капитан
через минуту раскаялся бы в своей излишней горячности; но своим поведением
Клейтон раз и навсегда уничтожил всякую возможность примирения.
Теперь уже нельзя было надеяться, что, в случае каких-нибудь несчастий,
капитан окажется союзником Клейтона и вместе с ним примет меры для
самозащиты от взбунтовавшихся матросов.
-- Ну, Элис, -- сказал Клейтон, вернувшись к жене, -- ничего хорошего
не вышло. Этот молодец оказался неблагодарной свиньей. Накинулся на меня,
как бешеный пес . . . А пускай матросы делают с ним, что хотят, мы должны
позаботиться о себе сами. Первым долгом идем к себе в каюту. Я приготовлю
мои револьверы. Жаль, что наши ружья и снаряды находятся внизу, в багаже.
Когда они пришли к себе в каюту, они нашли там страшный беспорядок.
Кто-то рылся у них в чемоданах и разбросал по каюте их платье. Даже койки, и
те были сломаны, а постель валялась на полу.
-- Очевидно, -- воскликнул Клейтон, -- кому-то наши вещи показались
очень интересны. Интереснее даже, чем нам. Но что искали эти люди? Посмотри,
чего не хватает. Клейтон перебрал все имущество, которое было в каюте.
Все оказалось в целости. Ничего не пропало. Исчезли только два
револьвера да пули.
-- Жаль, -- сказал Клейтон. -- Они взяли наиболее ценное. Теперь уже
нельзя сомневаться, что нам угрожает бунт.
-- Что же нам делать, Джон? -- воскликнула жена. -- Теперь я не стану
настаивать, чтобы ты пошел к капитану, потому что не хочу, чтобы ты снова
подвергся оскорблению. Может быть, будет лучше всего, если мы останемся
нейтральны. Предположим, что победит капитан. Тогда все пойдет по-прежнему,
и бояться нам нечего. А если победят матросы, будем надеяться (хотя,
кажется, надежда плоха), что они не тронут нас, так как увидят, что мы не
мешали им действовать.
-- Хорошо, Элис! Будем держаться по середине дороги! Они стали
приводить свою каюту в порядок и только тогда заметили, что из-за двери
торчит клочок какой-то бумажки. Клейтон нагнулся поднять ее, но с изумлением
увидел, что она сама пролезает в дверь. Было ясно, что кто-то просовывает ее
с той стороны.
Он ринулся вперед и уже взялся за ручку, чтобы распахнуть дверь и
настигнуть неизвестного человека врасплох, но жена схватила его за руку.
-- Не надо! -- шепнула она. -- Ведь ты хотел держаться "по середине
дороги".
Клейтон улыбнулся, и рука у него опустилась. Муж и жена стояли рядом и
смотрели, не двигаясь, как вползает к ним в комнату маленькая, беленькая
бумажка. Наконец, она остановилась. Клейтон нагнулся и поднял ее. Это была
сложенная вчетверо, грубая шершавая бумажка.
Развернув ее, Клейтоны увидели какие-то малограмотные каракули,
выведенные рукой, явно непривычной к перу.
Эти каракули предупреждали Клейтона, чтобы он не смел сообщать капитану
о пропаже револьвера и также не говорил никому о своем разговоре с матросом.
Иначе и ему и его жене -- смерть.
-- Ну, что ж, будем паиньки, -- сказал Клейтон с горькою усмешкой.
-- Нам ничего другого не осталось, как сидеть смирно и ждать своей
участи.
.
Страница 1 | Страница 2
|
