|
|
-- Это очень, очень не хорошо, но, конечно, вы не знали!
Тарзан тут только вспомнил и понял письмо, написанное Джэн Портер ее
приятельнице, украденное им у нее в первый же день, когда пришельцы
устроились в его хижине. Теперь он знал, что это было в сундуке и что он
значил для Джэн Портер!
-- Завтра мы вернемся назад за сундуком, -- объявил он, обращаясь к
д'Арно.
-- Назад? -- воскликнул д'Арно. -- Но дорогой мой, мы теперь уже три
недели в пути; нам придется употребить еще три недели для обратного
путешествия за кладом. И затем, при огромном весе сундука, нести который
потребовались четыре матроса, месяцы пройдут раньше, чем мы опять дойдем до
этого места.
-- Но это нужно, друг мой, -- настаивал Тарзан. -- Идите дальше к
цивилизации, а я вернусь за кладом. Один я смогу идти куда скорее.
-- У меня есть план получше, Тарзан! -- воскликнул д'Арно. -- Мы вместе
дойдем до ближайшего поселения. Там мы наймем гребное судно и вернемся за
сокровищем морем вдоль берега, таким образом доставка его будет гораздо
легче. Это и быстрее и безопаснее и не заставит нас разлучаться. Что вы
думаете о моем плане, Тарзан?
-- Идет! -- сказал Тарзан. -- Сокровище окажется на месте, когда бы мы
ни явились за ним; и хотя я мог бы сходить туда теперь и нагнать вас через
месяц или два, но буду более спокоен за вас, зная, что вы не один в дороге.
Когда я вижу, до чего вы беспомощны д'Арно, я часто удивляюсь, как
человеческий род мог избежать уничтожения за все те века, о которых вы мне
говорили. Одна Сабор могла бы истребить тысячи таких, как вы.
Д'Арно засмеялся:
-- Вы будете более высокого мнения о своем роде, когда увидите его
армии и флоты, огромные города и могучие механические приспособления. Тогда
вы поймете, что ум, а не мускулы, ставит человеческое существо выше могучих
зверей ваших джунглей. Одинокий и безоружный человек, конечно, не равен по
силе крупному зверю; но если десять человек соберутся, они соединят свой ум
и свои мускулы против диких врагов, в то время как звери, неспособные
рассуждать, никогда не задумаются о союзе против людей. Если бы было иначе,
Тарзан, сколько прожили бы вы в диком лесу?
-- Вы правы, д'Арно, -- ответил Тарзан. -- Если бы Керчак пришел на
помощь Тублату в ночь Дум-Дума, мне был бы конец. Но Керчак не сумел
воспользоваться таким подходящим для него случаем! Даже Кала, моя мать, не
могла строить планов вперед. Она просто ела, сколько ей было нужно и когда
она хотела есть. Даже находя пищу в изобилии в такие времена, когда мы
голодали, она никогда не собирала запасов. Помню, она считала большой
глупостью с моей стороны обременять себя излишней пищей во время переходов,
хотя бывала очень рада есть вместе со мной, когда случайно на пути у нас не
встречалось продовольствия.
-- Значит, вы знали вашу мать, Тарзан? -- спросил с удивлением д'Арно.
-- Знал. Она была большая, красивая обезьяна, больше меня ростом и
весила вдвое по сравнению со мной.
-- А ваш отец? -- спросил д'Арно.
-- Его я не знал. Кала говорила, что он был белая обезьяна и
безволосый, как я. Теперь знаю, что должно быть он был белым человеком.
Д'Арно долго и пристально рассматривал своего спутника.
-- Тарзан, -- сказал он наконец, -- невозможно, чтобы обезьяна Кала
была вашей матерью. Если бы это было так, вы унаследовали бы хоть
какие-нибудь особенности обезьян. А у вас их совсем нет. Вы -- чистокровный
человек и, вероятно, сын высококультурных родителей. Неужели у вас нет хотя
бы слабых указаний на ваше прошлое?
-- Нет никаких, -- ответил Тарзан.
-- Никаких записок в хижине, которые могли бы пролить какой-либо свет
на жизнь ее прежних обитателей?
-- Я прочел все, что было в хижине, за исключением одной книжки,
которая, как я знаю теперь, была написана не по-английски, а на каком-то
другом языке. Может быть, вы сумеете прочесть ее.
Тарзан вытащил со дна своего колчана маленькую черную книжку и подал ее
своему спутнику.
Д'Арно взглянул на заглавный лист.
-- Это дневник Джона Клейтона, лорда Грейстока, английского дворянина,
и он написан по-французски, -- сказал он, и тут же принялся читать
написанный свыше двадцати лет тому назад дневник, в котором передавались
подробности истории, уже нам известной -- истории приключений, лишений и
горестей Джона Клейтона и его жены Элис со дня их отъезда из Англии.
Оканчивался дневник за час до того, как Клейтон был сражен насмерть
Керчаком.
Д'Арно читал громко. По временам его голос срывался и он был вынужден
остановиться. Какая страшная безнадежность сквозила между строками!
По временам он взглядывал на Тарзана. Но обезьяна-человек сидел на
корточках неподвижный, как каменный идол.
Только когда началось упоминание о малютке, тон дневника изменился и
исчезла нота отчаяния, вкравшаяся в дневник после первых двух месяцев
пребывания на берегу. Теперь тон дневника был окрашен каким-то подавляющим
счастьем, производимым еще более грустное впечатление, чем все остальное.
В одной из записей звучал почти бодрый дух:
Сегодня моему мальчику исполнилось шесть месяцев. Он сидит на коленях
Элис у стола, за которым я пишу; это счастливый, здоровый, прекрасный
ребенок.
Так или иначе, даже против всякой правдоподобности, мне представляется,
что я вижу его взрослым, занявшим в свете положение отца, и этот второй Джон
Клейтон покрывает новою славой род Грейстоков.
И вот, как будто для того, чтобы придать моему пророчеству вес своей
подписью, он схватил мое перо в пухленький кулачок и поставил на странице
печать своих крошечных пальчиков, перепачканных в чернилах.
И тут же, на поле страницы, были видны слабые и наполовину замазанные
оттиски четырех крошечных пальчиков и внешняя часть большого пальца.
Когда д'Арно кончил читать, оба человека просидели несколько минут
молча.
-- Скажите, Тарзан, о чем вы думаете? -- спросил д'Арно. -- Разве эта
маленькая книжечка не раскрыла перед вами тайну вашего происхождения? Да
ведь вы же лорд Грейсток!
Голова Тарзана поникла.
-- В книжке все время говорят об одном ребенке, -- ответил он. --
Маленький скелетик его лежал в колыбели, где он умер, плача о пище. Он лежал
там с первого дня, как я вошел в хижину, и до того дня, когда экспедиция
профессора Портера похоронила его рядом с его отцом и матерью, у стены
хижины. Это-то и был ребенок, упоминаемый в книжечке, и тайна моего
происхождения еще темнее, чем была прежде, потому что последнее время я сам
много думал о возможности, что эта хижина была местом моего рождения. Я
думаю, что Кала говорила правду, -- грустно заключил Тарзан.
Д'Арно покачал головой. Он не был убежден, и в уме его зародилось
решение доказать правильность своей теории, потому что он нашел ключ,
который мог открыть тайну.
Неделю спустя путники неожиданно вышли из леса на поляну.
В глубине высилось несколько зданий, обнесенных крепким частоколом.
Между ними и оградой расстилалось возделанное поле, на котором работало
множество негров.
Оба остановились на опушке джунглей. Тарзан уже готов был спустить
отравленную стрелу со своего лука, но д'Арно ухватил его за руку.
-- Что вы делаете, Тарзан? -- крикнул он.
-- Они будут пытаться убить нас, если увидят, -- ответил Тарзан. -- Я
предпочитаю быть сам убийцей.
-- Но, может быть, они нам друзья, -- возразил д'Арно.
-- Это черные люди, -- было единственным ответом Тарзана. И он снова
натянул тетиву.
-- Вы не должны этого делать, Тарзан! -- крикнул д'Арно-- Белые люди не
убивают зря. Mon Шеи, сколько вам еще осталось учиться! Я жалею того буяна,
который рассердит вас, мой дикий друг, когда я привезу вас в Париж. У меня
будет дела полон рот, чтобы уберечь вас от гильотины.
Тарзан улыбнулся и опустил лук.
-- Я не понимаю, почему я должен убивать чернокожих в джунглях и не
могу убивать их здесь? Ну, а если лев Нума прыгнул бы здесь на нас, я,
видно, должен был бы сказать ему: "С добрым утром, мосье Нума, как поживает
мадам Нума?"
-- Подождите, пока чернокожие на нас бросятся, -- возразил д'Арно, --
тогда стреляйте. Но пока люди не докажут, что они ваши враги -- не следует
предполагать этого.
-- Пойдемте, -- сказал Тарзан, пойдемте и представимся им, чтобы они
сами убили нас! -- И он прямо пошел поперек поля, высоко подняв голову, и
тропическое солнце обливало своими лучами его гладкую, смуглую кожу.
Позади него шел д'Арно, одетый в платье, брошенное Клейтоном в хижине
после того, как французские офицеры с крейсера снабдили его более приличной
одеждой.
Но вот, один из чернокожих поднял глаза, увидел Тарзана, вернулся и с
криком бросился к частоколу.
В один миг воздух наполнился криками ужаса убегавших работников, но
прежде, чем они добежали до палисада, белый человек появился из-за ограды с
ружьем в руках, желая узнать причину волнения.
То, что он увидел перед собой, заставило его взять ружье на прицел, и
Тарзан, из племени обезьян, вторично попробовал бы свинца, если бы д'Арно не
крикнул громко человеку с наведенным ружьем:
-- Не стреляйте! Мы друзья!
-- Ни с места, в таком случае! -- послышался ответ.
-- Стойте, Тарзан! -- крикнул д'Арно. -- Они думают, что мы враги.
Тарзан приостановился, а затем он и д'Арно стали медленно подходить к
белому человеку у ворот. . . последний рассматривал их с изумлением,
граничащим с растерянностью.
-- Что вы за люди? -- спросил он по-французски.
-- Белые люди, -- ответил д'Арно. -- Мы долго скитались по джунглям.
Тогда человек опустил ружье и подошел к ним с протянутой рукой.
-- Я отец Константин из здешней французской миссии, -- сказал он, -- и
рад приветствовать вас.
-- Вот это мосье Тарзан, отец Константин, -- ответил д'Ар-но, указывая
на обезьну-человека; и когда священник протянул руку Тарзану, д'Арно
добавил: -- А я, -- Поль д'Арно, из французского флота.
Отец Константин пожал руку, которую Тарзан протянул ему в подражание
его жесту, и окинул быстрым и проницательным взором его великолепное
сложение и прекрасное лицо.
Тарзан, обезьяний приемыш, пришел на первый передовой пост цивилизации.
Они пробыли здесь с неделю, и обезьяна-человек, до крайности
наблюдательный, многому научился из обычаев людей. А в это время черные
женщины шили для него и для д'Арно белые парусиновые костюмы, чтобы они
могли продолжать свое путешествие в более пристойном виде.
.
Страница 1 | Страница 2
|
